С расцветом романтизма росло презрительное отношение тех, у кого определение «буржуазный» становилось ругательным словом, к горячо любимому Франклином городскому среднему классу и его «торгашеским» ценностям. Подобный снобизм проявляли самые разные группы: пролетарии и аристократы, радикально настроенные рабочие и праздные землевладельцы, марксисты и представители элиты, интеллектуалы и антиинтеллектуалы. Флобер утверждал, что ненависть к буржуазии «есть начало всех добродетелей», то есть провозглашал нечто диаметрально противоположное тому, что проповедовал Франклин[628].

Но более полное издание наследия Франклина способствовало восстановлению его репутации. После Гражданской войны рост промышленности и наступление Позолоченного века подготовили почву для прославления его идей, и в течение трех следующих десятилетий он был самым популярным героем в истории Америки. Стали печататься большими тиражами многочисленные романы Горацио Элджера, в которых рассказывалось о добродетельных мальчиках, сумевших выкарабкаться из нищеты и разбогатеть. Слава Франклина росла также благодаря появлению типично американской философии прагматизма, провозглашавшей, буквально по Франклину, что истинность любого предположения — научного, морального, теологического или социального — определяется тем, насколько хорошо оно коррелирует с экспериментальными результатами и приносит практическую пользу.

Его литературный наследник Марк Твен, облачавший свой юмор в такие же домотканые одежды, жил в эпоху, прекрасно подходившую для дружелюбного подшучивания над Франклином, который «тратил свои таланты на придумывание сентенций и афоризмов, призванных причинить страдание всем представителям подрастающих поколений грядущих веков , мальчикам, которые в противном случае были бы счастливыми». Но Твен поневоле был поклонником Франклина, и еще бóльшими его поклонниками были выдающиеся капиталисты, воспринимавшие его сентенции как руководство к действию[629].

Промышленник Томас Меллон, установивший статую Франклина в штаб-квартире своего банка, утверждал: Франклин вдохновил его оставить семейную ферму под Питтсбургом и заняться бизнесом. «Я считаю знакомство с „Автобиографией“ Франклина поворотным пунктом своей жизни, — писал он. — Передо мной возник Франклин, еще более бедный, чем я, который благодаря предприимчивости, бережливости и умеренности стал образованным и мудрым и достиг богатства и славы. Сентенции „Бедного Ричарда“ в точности соответствовали моим собственным чувствам. Я перечитывал эту книгу снова и снова и задавался вопросом, не могу ли стать похожим на него, используя те же самые способы». Эндрю Карнеги испытал сходное воодушевление. История успеха Франклина не только служила ему ориентиром в бизнесе, но и вдохновила на активную филантропическую деятельность, в особенности на приверженность к созданию публичных библиотек[630].

Франклина как «первого великого американца» прославлял самый авторитетный историк того периода Фредерик Джексон Тёрнер. «Его жизнь — это история здравого смысла Америки в ее наивысшей форме, — писал он в 1887 году, — в области бизнеса, политики, науки, дипломатии, религии и филантропии». Его мнение поддерживал и самый влиятельный редактор той эпохи Уильям Дин Хоувеллс, возглавлявший журнал Harper’s. «Он был великим человеком, — писал Хоувеллс в 1888 году, — и цели, достижению которых он посвящал себя с неисчерпаемым энтузиазмом, имели прямое отношение к непосредственному благополучию людей и продвижению к знаниям». Несмотря на то что был «цинично скептичным в отношении идеалов и верований, священных для большинства из нас», он «умело способствовал повышению морального и материального благополучия нации»[631].

Маятник вновь качнулся в обратную сторону в 1920-х годах, когда Позолоченный век индивидуализма разочаровал интеллектуалов. Макс Вебер тщательно препарировал трудовую этику среднего класса с квазимарксистской точки зрения в своей знаменитой книге «Протестантская этика и дух капитализма», в которой Франклин (и Бедный Ричард) часто упоминались как пример «философов жадности». «Все моральные установки Франклина, — писал Вебер, — окрашены утилитаризмом». Он обвинял Франклина в том, что тот верил только в необходимость «зарабатывать все больше и больше денег и отказываться от всех спонтанных жизненных увлечений».

Литературный критик Ван Вик Брукс проводил различие между двумя культурами Америки — интеллектуальной и «домотканой» — и называл Франклина основателем последней. По словам Брукса, он воплощал «показной оппортунизм» и «мудрость двойного стандарта». Поэт Уильям Карлос Уильямс добавлял, что он был «нашим мудрым проповедником крючкотворства», а Синклер Льюис в своем романе «Бэббит» принижал значение буржуазных ценностей и гражданской активности. Имея в виду часто цитируемое кредо Франклина, Льюис писал: «Если бы вы спросили Бэббита, каковы его религиозные убеждения, он, наверное, ответил бы, как подобает члену Клуба толкачей, выспренно и красноречиво: „Моя религия — служить человечеству, любить ближнего, как себя самого и вносить мою лепту в то, чтобы сделать жизнь более счастливой для всех и каждого“»[632].

Наиболее злобными и забавными — и во многих отношениях ошибочными — были нападки на Франклина английского критика и новеллиста Д. Г. Лоуренса. Его эссе, написанное в 1923 году, временами оказывается громкой проповедью концепции потока сознания, резко упрекающей Франклина в отсутствии романтизма и в буржуазной природе добродетелей, отраженных в его «Автобиографии»: